Ольга Седакова - Элегия липе

Но следа стопы не оставит
вершиной пахнущий шаг.
Я чувствую, как нарастает
несущий нас кверху размах.
Из стихов школьных лет

К деревьям тоже можно привязаться,
как к человеку, и еще сердечней;
их, может, не придется хоронить –
уж справедливее тогда остаться
тебе, не мне: вы проще, долговечней…
Последний слух и тронуть и унять

как хорошо, когда, подруга-липа,
ты бы явилась. Ваше равнодушье –
конечно, невнимательная ложь.
Кто знает мысли, движимые в листьях?
Глаза ствола кто подстерег? те, ваши
глаза движенья? – равенство и дрожь

и все равно, и притяженье света,
особенное вечером ненастным,
когда покажется: сейчас пойму
всё, всё… – и тут прижизненная Лета
впадает в ум, и с лепетом древесным
слова скрываются в родную тьму,

как плавающий взгляд новорожденных:
скорбя о всем, высказывая жалость
еще ничью на языках ничьих…
И много лучше, чем в глазах влюбленных –
или не так? – исчезнуть, отражаясь
в глазах деревьев – в помощи очах

и отпущенья. Дым благоприятный,
рассеиваясь по пути, до неба
доносит только то, что нет его.
Не так ли, липа? цветовые пятна,
все эти ветки, листья и движенья…
Исчезновенье – наше существо.

С тех самых пор, как дачную террасу
твоя магнитная сжимала сила
до роковой летающей доски –
и вверх, и вниз, и больше вверх, и сразу
всем вихрем вниз – как будто бы просило
расколошматить сердце на куски,

и поскорее. – Боже неизвестный,
чего ты хочешь, если это правда,
что хочешь ты? огня, пустыни, змей? –
и вниз доска, сама себе не рада…
С тех самых пор я по тоске древесной
прекрасно знаю о тоске моей.

Но ты кивни – и побредут картины –
такие же, из той же жизни тесной –
в несвойственной им золотой пыли:
благословил ли их огонь небесный,
свет неизвестный Славы иль Шехины
за то одно, что были и прошли?

Увы, нас время учит не смиренью,
а недоверью. В этой скорбной школе
блажен, кто не учился до конца!
Того не бросят, с ним идут деревья,
как инструменты музыкальной боли
за причетом фракийского певца.

Вся музыка повернута в родную,
неровную и чуткую разлуку,
которую мы чуем, как слепой, –
по теплоте. И я в уме целую
простую мне протянутую руку –
твой темный мир и бледно-золотой.