Стихи

Исполнена твоя мечта.
Преодолев своё волненье,
Стою у чёрного креста
И жду тебя, как привиденье.

Вокруг какой-то жуткий лес
Могильных плит, крестов, часовен,
И даже свод ночных небес
Над этим кладбищем неровен.

И здесь назначить randez vous,
Где назначают лишь поминки!..
Но вот сквозь сон — хоть наяву —
Я слышу шорох по тропинке.

И ты пришла… Под кисеёй
Я узнаю черты царицы.
О, и средь мёртвых мы с тобой
Живыми будем до денницы!

Есть слова, их дыханье что цвет
Так же бело и нежно тревожно,
Но меж них ни печальнее нет,
Ни нежнее тебя: невозможно.
Иннокентий Анненский.

Меж слов банальной суеты,
Что не задев несутся мимо,
Одно полно и красоты,
И тайных мук — непоправимо.

О, как трагически страшны
Его томительные звенья,
И что за тягостные сны
Над ним плывут без разделенья!

Как в звуковой его тоске,
В преобладании согласных,
Как будто тают вдалеке
Экстазы радостей напрасных.

И пусть забыта горечь дум
С её приманчивой отравой…
Увы: теперь весенний шум
Звучит надорванной октавой.

А тень зелёных фонарей,
В чаду ненужного мерцанья,
Волнует шелесты ветвей
Как бы мольбой припоминанья.

И кто-то, нас не пожалев,
На лунных крыльях серафима
Всё шлёт мучительный напев
С его одним — непоправимо.

Я пьян сегодня мукой струн.
Его рука касалась скрипки.
Он вечно жив, он вечно юн,
Он вечно бог своей улыбки.

Он улыбнулся, как король —
И все мы ниц пред ним упали.
Какой восторг, какая боль
По этим струнам трепетали!

Как он умел соединить
И слить в одно все наши тени,
Как нежно длилась эта нить
Неисчерпаемых томлений!

Как он сумел зажечь сердца
Огнём тоски и обреченья,
Как не хотели мы конца,
Конца мелодии мученья!

Как сладко было сознавать,
Что вот он здесь, что вот он с нами,
Что вот он понял нас опять
Своими скорбными глазами.

Что вот он жив, что вот он юн,
Что он приходит к нам оттуда,
Что в этой тяжкой муке струн
Такое радостное чудо!

Не слышно звуков в старом доме;
Темно в покоях голубых —
Проникнуть свету негде, кроме,
Как в щели ставень запертых.

Здесь всё нетронуто — как было —
И привыкая к темноте,
Глаза находят то, что мило
В полузабытой красоте…

В уютных комнатах всё то же,
Что было много лет назад:
Вот позолоченное ложе,
Вот бра тяжёлые висят.

Портьер старинных те же складки,
На мебели всё тот же штоф,
И так же выпуклы и шатки
Резные ножки у столов.

Повсюду, как и прежде были,
Голубоватые тона,
И в зеркале, за слоем пыли,
Гостиная отражена.

Глядит из пятен рам овальных
Умерших предков длинный ряд…
О дом, в твоих стенах печальных
Века о прошлом шелестят!

Как много зим, как много вёсен
Ты, молчаливый, пережил.
Шумели в парке ветви сосен,
И год за годом уходил.

За поколеньем поколенье,
Всегда гонимые судьбой —
Как цепи неразрывной звенья
Владели парком и тобой.

Теперь же, порождённый страхом
И мукой пережитых лет,
Тобою, как могила прахом,
Владеет призрачный скелет.

Стуча костями, ежедневно
К тебе приходит сын могил —
Он впадинами ищет гневно
Того, кто здесь когда-то жил.

И у четвёртого портрета,
Полупочтительно склонясь,
Стоит жилец иного света
Шепча чуть слышно: «Здравствуй, князь».

И оживает князь несмело,
В овале потускневших рам,
Грозит — и свиток пожелтелый
Бросает призраку к ногам.

И снова сном смертельным скован,
И величав, и недвижим,
Не видит он, как гость взволнован,
Как он трепещет перед ним.

Как он читает капли крови,
Что на пергаментах горят,
И задыхается при слове,
И весь дрожит при слове «брат»…

И так приходить в полдень каждый
Неумолимый гость могил.
А ты, что было здесь однажды,
В стенах навеки затаил.

И днём, и ночью, молчаливый,
В своём молчанье властно-строг,
Ты внешней жизни переливы
К себе не пустишь за порог.

Ты к ней презренья не скрывая,
На страже прошлого стоишь
И, только в полдень оживая,
От напряжения дрожишь.

И много зим, и много вёсен
Тебе судьбой ещё дано,
Чтоб вспоминать под шелест сосен
О том, что было так давно.

Как призраки букетов гордых,
Поблекшей лентой обвиты,
На зыпылённых клавикордах
Лежат иссохшие цветы.

Во мгле зеркального овала,
Где дремлет голубой портрет,
Пустая ваза льёт устало
Хрустальный, отражённый свет.

Быть может грёза вдохновенья,
Быть может плод высоких дум —
Во власти медленного тленья,
Раскрыт на столике волюм.

Экран придвинутый к камину,
Ласкает нежностью тонов;
Над ним дракон сгибает спину
На сером мраморе часов.

По стенам старые офорты
Висят под выпуклым стеклом.
Атлас дивана чуть потёртый,
Прикрыт разорванным чехлом,

Наивен на подушке смятой
Расшитый бисером венок;
А рядом, палевый когда-то,
Забыт батистовый платок.

И солнце, сквозь большие окна,
На ткани спущенных портьер
Дробит незримые волокна,
Рождая облики химер.

Памяти В.Э.Борисова-Мусатова

Старинный дом в старинном парке.
Следы наивной простоты:
Зелёный плющ над сводом арки
И пирамидами кусты.
Пожар заката стал багровым,
Он опускается к реке…
Из дома девушка в лиловом
Выходит с веером в руке.
Одну мечту в душе лелея,
Она пришла в любимый сад; —
Молчит кленовая аллея,
Просветы золотом блестят.
Давно ли?.. Трижды раскрывала
Весна у лилий лепестки
С тех пор, как девушка познала
Отраву сладостной тоски.
И каждый год, весну встречая,
Свою ушедшую весну,
Она живёт не замечая,
В каком-то горестном плену.
И каждый день в порыве новом,
Всегда в один и тот же час,
Выходить девушка в лиловом
И ждёт, чтобы закат погас.
Исчезнет в небе позолота,
Свежее станет над рекой —
И вот, зовёт она кого-то
С невыразимою тоской.
Но сад молчит; вода струится;
Ответа нет — она одна…
И никогда не повторится
Её ушедшая весна.

Ты помнишь: скользили мы в лодке
С тобою в предутренний час —
И месяца отблеск короткий,
Истаяв, над нами погас.

Ты помнишь: клубились туманы,
Под вёслами гнулся камыш.
Была напряжённой и странной
Объявшая озеро тишь.

Ты помнишь: нам чудилось ясно,
Что кто-то за нами плывёт,
Что кто-то, косматый и красный,
Смеётся, оскаливши рот.

Ты помнишь: потом мы пристали
В том месте, где берег отлог.
Казалось, что жёлтые дали
Затопит лучами восток.

Ты помнишь?.. Но нет, ты забыла
О счастье ушедшего дня —
Ведь ты никогда не любила
Ни утро, ни тишь, ни меня!

Склонясь над прялкой — злая парка —
Колдунья старая прядёт.
Огонь в печи, пылая жарко,
Лицо ей освещает ярко
И вид зловещий придаёт.
Кому прядётся пряжа эта,
Уйти от жизни должен кто
В страну заоблачного света,
Туда, где тайна для поэта
И где для смертного — ничто?
Всегда за страшною работой,
Не отрываясь ни на час,
Спеша, как будто ждёт кого-то,
Колдунья с нежною заботой
Готовит саваны для нас.
Вертится с бешеною силой
Земных судеб веретено
И ангел смерти чернокрылый
Стоит над жадною могилой,
Где место каждому дано.
Ему охотно помогает
Колдунья-жизнь: прядёт, прядёт,
И людям саваны сплетает.
А время тихо совершает
Свой неизменный оборот.

Растёт цветочек аленький,
Над самою рекой,
И хочет мальчик маленький
Достать его рукой.

К воде головка клонится,
Раскрылися уста,
А водяной хоронится
У ближнего куста.

Шипит беззубый: «Сцапаю!
Не вырвешься — шалишь…»
И вот уж схвачен лапою
Испуганный малыш.

Добычу драгоценную
Старик на дно несёт
И бородою пенною
От радости трясёт.

Обвеян цветик аленький
Дыханьем ветерка…
Скрывает трупик маленький
Холодная река.

Я хочу любоваться тобою без слов,
Я хочу любить тебя в молчании.
В душе у меня дрожат слезы и смех,
Когда я слышу каждое твое слово.
Я люблю все слова твои,
Я люблю их,
И когда от них еще чуть вздрагивает тонкая шейка,
И когда они только сияют в глазах твоих
Веселыми искрами
И дрожат на устах
Еще не сказанные,
А когда они срываются с милых уст твоих,
И наполняют серебряным шумом белых порхающих бабочек
Всю комнату,
Я смеюсь и плачу в душе,
Не вникая в их смысл,
Не понимая их.
А ты —
Ты почти не слушаешь меня.
О, как я беден!
У меня нет речи в тяжелых, богатых одеждах образов,
В самоцветных камнях сравнений.
Нет алмазов шутки,
Нет кружев мечты,
Нет томных жемчугов нежности,
Ничего нет.
Но если бы даже я говорил как Ромео,
Разве ты полюбила бы меня!

Я сердце, как тяжелый груз, несла.
Со скорбью скорбь сплеталась в ожерелье.
Так у других, чья жизнь не тяжела,
На нить алмазы нижутся веселья,
И эта нить вздымается, светла,
От сердца легкого биенья. Цели,
Надежды я не знала. Еле-еле
И Божия десница бы могла
Поднять груз сердца. Словно затвердело
Оно от скорби. Но тогда его
В глубокое свое ты существо
Спокойно погрузил. И без предела
Оно теперь поглощено тобой.
Ты — связь между звездами и судьбой!

Я сердце тяжкое подъемлю к небесам
Торжественно, как встарь Электра пепел урны
Вздымала. Устремив мой взгляд в твой взор лазурный,
Я пепел чувств моих вручаю тебе: сам
Узришь, какая скорбь нагромоздилась там.
Хоть рдеет всё еще в золе огонь пурпурный
И может вспыхнуть он, лишь страсти ветер бурный
Дохнет. Но пламень свой я вечной тьме предам.
С презреньем растопчи мой пепел, друг суровый!
Чтоб искры, залетев на смоль твоих волос,
Не жгли их, несмотря на твой венок лавровый,
И сердце мукою моей не обожглось.
Пускай в страдании душа моя окрепла,
Но в сердце у меня теперь лишь груда пепла.

Я покоряюсь: горький случай прав.
Но странно душу мучит и тревожит.
Что вот умру я, даже не узнав
О светлом Имени Твоем, быть может.
Как долго и легко я жил на свете,
Боюсь, что вдруг от жизни я проснусь,
Как ночью в беспричинном страхе дети,
И с горестным прозреньем оглянусь
На прошлое: о, сон минут без счета,
Без смысла сон! Как жить, чему служить?
Тускнеет ржавой жизни позолота.
О, как мне больно жить, как странно жить!

Я обещала, что тебе отвечу,
Как на призыв любимых голосов,
И тотчас устремлюсь тебе навстречу,
Едва заслышу трепетный твой зов.
Бывало, лишь родных своих примечу,
Роняю ворох сорванных цветов,
Взлет песни заменю покорной речью,
И рот расцвесть улыбкою готов.
Теперь, когда тебе я отвечаю,
Я отрываюсь от упорных дум,
Но сердце мчит, биенье учащая.
Исчез мир детских игр, веселья шум,
Но только руку на сердце положишь —
В нем кровь бежит быстрее детских ножек.

Я о тебе всё думаю, и мысли
Вокруг тебя, как дикий виноград
Вдоль дерева. С трудом заметит взгляд
Высокий ствол — побеги так нависли
На нем. О дуб мой крепкий, не помысли,
Что друг твой этим грезам больше рад,
Чем твоему присутствию. Стократ
Оно дороже! Дереву не ввысь ли
Расти — судьба? Но если дикий плющ
Его обвил, то рост его могущ
Не будет. О, явись мне, превозвысясь!
Так радостно, лишь на тебя взгляни!
Такая свежесть есть в твоей тени,
Что грезить не к чему — лишь чуять близость!