Стихи на тему: стихи о времени

Пей! Время пусть летит. Вернутся
На то же место звезды… Наш же прах
Замазкой будет на стене. В стенах
Для смерти люди новые проснутся.

По деревням ходят деды,
просят медные гроши.
С полуночи лезут шведы,
с юга — шпыни да шиши.

А в колосьях преют зерна,
пахнет кладбищем земля.
Поросли травою черной
беспризорные поля.

На дорогах стынут трупы.
Пропадает богатырь.
В очарованные трубы
трубит матушка-Сибирь.

На Литве звенят гитары.
Тула точит топоры.
На Дону живут татары.
На Москве сидят воры.

Льнет к полячке русый рыцарь.
Захмелела голова.
На словах ты мастерица,
вот на деле какова?..

Не кричит ночами петел,
не румянится заря.
Человечий пышный пепел
гости возят за моря…

Знать, с великого похмелья
завязалась канитель:
то ли плаха, то ли келья,
то ли брачная постель.

То ли к завтрему, быть может,
воцарится новый тать…
И никто нам не поможет.
И не надо помогать.

Только время доходит сюда − и тогда
только жалость свистит над травою.
Как давно я лежу! ни огня, ни следа.
Что же сердце бежит от себя, как живое?

Ни огня, ни следа, только ветер привык
узнавать и мешаться с травою.
И не слезы в глаза, не слова на язык,
это сердце выходит к тебе, как живое.

Трудно в армии первое время.
Помню, смотришь — и плакать готов
Над обычной программою «Время»,
Глядя вечером вместе со всеми
В телевизор без всяких цветов.

Черный с белым — и те поразмыты,
Перечеркнуты сеткой помех?
О, унынье армейского быта!
Люди ходят, смеются, а мы-то —
Так вдали, и отдельно от всех!

А дойдет до прогноза погоды,
Да покажут московский пейзаж,
Да как вспомнишь про эти два года,
Да про то, что обратного хода,
Хошь не хошь, из казармы не дашь?

Но она утешала отчасти,
Незатейливо радуя глаз,
И дарила короткое счастье —
Там, что жизнь за пределами части
Продолжается, хоть и без нас.

На ударную смотришь бригаду,
На какой-нибудь чудо-колхоз —
Все, над чем хохотал до упаду,
Принимаешь теперь, как отраду,
Умиляешься чуть не до слез!

Смотришь «Время» — на первом, на трудном,
Только-только пошедшем году —
И не скользким, не скучным, не скудным,
А таким оно кажется чудным!
(Я программу имею в виду).

— Нынче вечером, сытый и пьяный,
Не в белесый уже, а в цветной —
Смотришь, смотришь в квадратик экранный,
Но с какой-то тревогою странной,
С непонятной тоскою глухой.

Не за Альпы, не за Филиппины,
Не за наш неустроенный быт,
Не за прочие наши кручины, —
Просто так, безо всякой причины,
Смотришь, смотришь — а сердце болит.

Мы всё время в глухой обороне, мы вооружены до зубов.
Оттого нам друг другу не стать ни понятней, ни ближе.
Я хочу, чтобы всё, что я делаю, превращалось в любовь.
А иначе я смысла не вижу…

Там, где время казалось линейным, а дата отстроченной,
все заглавные буквы опали, слетели со строк.
Я пишу тебе длинные письма неровным почерком —
и, похоже, отчасти живу тебя впрок.

Я не знаю, что толку в словах? Мы надёжно обучены
продвигаться на ощупь в немыслимой темноте.
Время медлит и делает крен — и сентябрь уходит в излучину.
Вот теперь говори обо мне, говори обо мне!

Вот теперь составляй икебану из этого райского сада,
паутины фонтанов, причудливой вязи аллей,
проводов и столбов… И другого, похоже, не надо.
Получи мои письма, когда их сорвёт с тополей.

Время месит белый свет в аккуратные просфоры,
В белых капсулах квартир спит людское вещество,
Осень смотрит на меня, не готова к разговору,
И хотела бы сказать, да не скажет ничего.

Бесполезно выбирать, если сам себе свидетель,
У молчания в долгу оставаться если бы…
Среди всех возможных форм пребывания на свете
Остаётся только быть, остаётся только быть.

Оставляя между строк карандашные пометки,
В монохромный этот мир глупым цветом прорастать,
И качаться, словно лист на запястье голой ветки,
И о будущей зиме ничего ещё не знать.

Поскольку
время вычли до того,
как мы в него пытались
просочиться,
когда по снегу чёрная лисица
петляла след
от дома моего,
и снег
лежал исписанной страницей,
побудь никем, уж если ты никто.
Тебе такому
раньше всех зачтётся.
Когда луна
взойдёт
со дна колодца,
молчи и слушай, выбирая то,
на что
любовью
сердце отзовётся.

В то время, как ты там выгуливаешь свою тоску,
дышишь спелым воздухом,
пытаешься быть гуманным,
ждёшь попутного ветра, знамений, какой-то небесной манны,
гадаешь по синему морю и золотому песку,
я учусь просыпаться рано.

Я пытаюсь ровнее дышать и не ждать новостей,
просто чистить картошку,
насаживать мясо на вертел.
Пытаюсь не помнить, как вкладывать письма в конверты,
как можно смеяться, не пить и хотеть детей.
И не бояться смерти.

Пока ты там в сотый раз пытаешься всё изменить,
вытоптать себе пятачок
между адом и раем,
я понимаю, что всё бесполезно, что так всё равно не бывает,
и думаю: «Хватит, устала», – и отпускаю нить…
И тут меня накрывает.

в институте времени
при помощи технологии RRX-2X2
мне показывают мое будущее

2029-й год
я сижу в какой-то комнате для допросов
душно
я весь потный

меня допрашивает следователь госбезопасности Сидоренко:
последний раз спрашиваю. кто распространяет информацию о том, что президент Бучкин — модифицированное растение?

я молчу

он выливает мне в лицо недопитый
холодный кофе с молоком
смеется

вдруг его лицо становится хитрым
он наклоняется ко мне
и шепотом спрашивает:
а как ваша настоящая фамилия?

я говорю (тоже тихо): Литвинов моя фамилия

он говорит: мы все
проверим
проверим
проверим

он говорит: учтите, Литвинов, еще полчаса, и если вы ничего не скажете
придется звать Глеба

и я вдруг слышу свой неестественно тонкий, охрипший голос:
не надо Глеба
только не надо Глеба!
моя настоящая фамилия Козицын
Сергей
я учусь в пятом классе
то, что вы видите, это только темпоральная квазиматериальная проекция!

я с облегчением выдыхаю

так я и думал
ошиблись

это была какая-то фикция
это был не я

благодаря синему вайсрою
я отправляюсь в сердце необходимой ночи
вместе с тобою
и никто из нас теперь ничего не хочет
но так часто меняются метеосводки
как их не проси
и время рвется, как твои колготки
на заднем сиденье такси