Михаил Цетлин · Стихи

Я хочу любоваться тобою без слов,
Я хочу любить тебя в молчании.
В душе у меня дрожат слезы и смех,
Когда я слышу каждое твое слово.
Я люблю все слова твои,
Я люблю их,
И когда от них еще чуть вздрагивает тонкая шейка,
И когда они только сияют в глазах твоих
Веселыми искрами
И дрожат на устах
Еще не сказанные,
А когда они срываются с милых уст твоих,
И наполняют серебряным шумом белых порхающих бабочек
Всю комнату,
Я смеюсь и плачу в душе,
Не вникая в их смысл,
Не понимая их.
А ты —
Ты почти не слушаешь меня.
О, как я беден!
У меня нет речи в тяжелых, богатых одеждах образов,
В самоцветных камнях сравнений.
Нет алмазов шутки,
Нет кружев мечты,
Нет томных жемчугов нежности,
Ничего нет.
Но если бы даже я говорил как Ромео,
Разве ты полюбила бы меня!

Я сердце, как тяжелый груз, несла.
Со скорбью скорбь сплеталась в ожерелье.
Так у других, чья жизнь не тяжела,
На нить алмазы нижутся веселья,
И эта нить вздымается, светла,
От сердца легкого биенья. Цели,
Надежды я не знала. Еле-еле
И Божия десница бы могла
Поднять груз сердца. Словно затвердело
Оно от скорби. Но тогда его
В глубокое свое ты существо
Спокойно погрузил. И без предела
Оно теперь поглощено тобой.
Ты — связь между звездами и судьбой!

Я сердце тяжкое подъемлю к небесам
Торжественно, как встарь Электра пепел урны
Вздымала. Устремив мой взгляд в твой взор лазурный,
Я пепел чувств моих вручаю тебе: сам
Узришь, какая скорбь нагромоздилась там.
Хоть рдеет всё еще в золе огонь пурпурный
И может вспыхнуть он, лишь страсти ветер бурный
Дохнет. Но пламень свой я вечной тьме предам.
С презреньем растопчи мой пепел, друг суровый!
Чтоб искры, залетев на смоль твоих волос,
Не жгли их, несмотря на твой венок лавровый,
И сердце мукою моей не обожглось.
Пускай в страдании душа моя окрепла,
Но в сердце у меня теперь лишь груда пепла.

Я покоряюсь: горький случай прав.
Но странно душу мучит и тревожит.
Что вот умру я, даже не узнав
О светлом Имени Твоем, быть может.
Как долго и легко я жил на свете,
Боюсь, что вдруг от жизни я проснусь,
Как ночью в беспричинном страхе дети,
И с горестным прозреньем оглянусь
На прошлое: о, сон минут без счета,
Без смысла сон! Как жить, чему служить?
Тускнеет ржавой жизни позолота.
О, как мне больно жить, как странно жить!

Я обещала, что тебе отвечу,
Как на призыв любимых голосов,
И тотчас устремлюсь тебе навстречу,
Едва заслышу трепетный твой зов.
Бывало, лишь родных своих примечу,
Роняю ворох сорванных цветов,
Взлет песни заменю покорной речью,
И рот расцвесть улыбкою готов.
Теперь, когда тебе я отвечаю,
Я отрываюсь от упорных дум,
Но сердце мчит, биенье учащая.
Исчез мир детских игр, веселья шум,
Но только руку на сердце положишь —
В нем кровь бежит быстрее детских ножек.

Я о тебе всё думаю, и мысли
Вокруг тебя, как дикий виноград
Вдоль дерева. С трудом заметит взгляд
Высокий ствол — побеги так нависли
На нем. О дуб мой крепкий, не помысли,
Что друг твой этим грезам больше рад,
Чем твоему присутствию. Стократ
Оно дороже! Дереву не ввысь ли
Расти — судьба? Но если дикий плющ
Его обвил, то рост его могущ
Не будет. О, явись мне, превозвысясь!
Так радостно, лишь на тебя взгляни!
Такая свежесть есть в твоей тени,
Что грезить не к чему — лишь чуять близость!

Я никому еще своих волос
Не подарила пряди. Видишь? эта —
Тебе, мой друг. Каштанового цвета
На пальцы навиваю кольца. Роз
Я больше не вплетаю в кудри. Грез
Девичьих минул час. Веселье света
В моей душе не вызовет ответа,
И смех давно умолк под ропот слез.
Прической строгой бледность щек обрамить
Я в горе научилась. Прядь кудрей
Моих возьмут, я думала, на память,
Когда на смертном я засну одре.
В них дышит чистотой, что годы не утратили,
Прощальный поцелуй моей покойной матери.

Но высший суд ему послал
Тебя и деву — эвмениду.

Пушкин

Я ненависть долго и страстно копила,
Я огненной влагою душу кропила,
Цедила по капле таинственный яд.
Искала, как клад, я все горькие травы
Обиды, отравы для жатвы кровавой.
И ныне насыщен мой дух и богат.
Я ждать буду долго, упорно и долго,
Покорна железному бремени долга,
Уйду я в подполье, в незримую тишь.
Пугливо, как мышь, промелькну осторожно
И скроюсь тревожно, как призрак неложный,
Как статуя вечером в сумраке ниш.
И будут заемны лица выраженья,
Рассчитаны речи и точны движенья,
Я выдержу долгую дней череду,
И силы найду я носить эту маску,
Как драмы завязку, чтоб страшную сказку
Узреть наяву, и в чаду, и в бреду.
И кружева жизни его я сплетенья
Распутать смогу терпеливою тенью,
Узоры, которых он сам не постиг.
Как демона лик или ангела мщенья
Явлюсь для свершенья святого веленья.
На путь его стану в назначенный миг.
И только его приближенье замечу,
Как дикая кошка я кинусь навстречу,
Снаряд подыму свой и брошу с плеча.
Меч взяв от меча я погибну, нарушу
Завет и обрушу гнев божий на душу
И твердо отдамся рукам палача.

Я не знаю, играет ли сладостный хмель,
Золотой жужжит ли в нем шмель,
Но ужалено сердце любовью такой
И такой пьянящей тоской.
О, шмель волшебный, жужжи, гуди!
Трепещи, ворожи в груди.
Как сияют, как искрятся крыльца твои
Многоцветной пылью любви!

Я люблю тебя, слышишь
Эти простые слова.
Почему же ты побледнела
И не дышишь?
Или я причинил тебе боль,
Зачем ты прижала руки к сердцу?
Или словом можно ранить безжалостно,
Как острым ножом?

Я ехал к тебе на пароходе,
И радуга, цветная радуга,
Обняла все небо
От края до края,
И, как в радужные ворота,
Я ехал к тебе по реке
И славил Бога,
И тебя, и любовь нашу.
Как же мне не верить в Него,
Не славить Его,
Когда такую праздничную арку
Строит он для нас с тобой, для нас с тобой, для нас с тобой!
Ведь эта радуга для нас с тобой,
А те незаметно серые,
Промокшие под дождем пассажиры
(Как, впрочем, промокли и мы с тобой),
И хмурый капитан,
И черный истопник,
Они только так,
Только кажется, что они существуют,
Они живут только для того,
Чтобы войти в нашу радость,
И когда мы будем вспоминать эти минуты,
Мы вспомним их, серых и темных,
Радужными, просветленными,
Они, как радуга и брызги колес,
Для нас с тобой, для нас с тобой, для нас с тобой!

Я давно уже не был так счастлив, так светел,
Я так горд уже не был давно!
Я в себе драгоценность открыл и заметил —
Счастье мне пережить суждено.
Может быть, ненадолго, на беглый и краткий,
На восторженно-радостный миг
Вдруг забил в моем сердце неведомо сладкий
Чувства нового новый родник:
Радость бешеной страсти, восторги стремленья,
Радость твердого слова: хочу.
Я как будто бы в чистый эфир опьяненья
На невидимых крыльях лечу!
Я доверился их благодатному взмаху,
Я безумье полета постиг —
Пусть несут меня крылья, несут — хоть на плаху!
В небесах был я гостем — на миг.

Я возьму твои руки
И загляну в глаза твои,
И скажу тебе:
Я люблю тебя,
Всю, всю тебя,
Твое тело и твою душу,
И нежный смех и тонкие руки,
И сияние глаз,
И не знаю, что я люблю больше,
Всю твою высокую светлую душу,
Бессмертно прекрасную,
Или это родимое пятнышко
На твоей руке!

Я вижу образ твой сквозь слезы ночью,
А днем ты улыбался. Почему
Я так грустна? Сама я не пойму…
Своей тоски не в силах превозмочь я.
Как будто светлый хор поет, пророча
Блаженство в храме, озаряя тьму
Молящихся, но в ладанном дыму
Вдруг служка оземь грохнется, точь-в-точь я.
Еще звучит торжественно аминь.
Но всюду мрак неведомых пустынь,
Хоть в отдаленье голосу я внемлю.
Быть может, мне привиделся лишь сон,
И дух мой был на небо вознесен, —
А слезы горько падают на землю.

Эта сонь, да тишь, да дрема,
Пуховой уют…
До чего мне все знакомо
И привычно тут.
Ни забота не тревожит,
Ни добро, ни зло.
Ах, не может быть, не может,
Чтобы все прошло!
Будет ночь навеки длиться
И ночник гореть,
Чтобы нам не измениться
И не умереть.
Чтобы вечность сонной дремой
Нас качала так,
Словно в комнате знакомой
Тихий полумрак.