Валерия Ливина  · Стихи

Мне плакать надо бы теперь,
А я смеюсь, не зная горя,
В моей коллекции потерь
Еще одна крупица боли.

Нет, мне не грустно, мне смешно,
Глупее нет самообмана.
Страдать наивностью грешно
В мои года, рыдать же — рано.

Что делать дальше? Только жить,
Стряхнув опилки заблуждений.
Я верю: раны исцелить
Поможет мне мой добрый гений.

Одна — и счастлива вполне,
Плыву, доверившись волне.

Когда, устав, слабеет вера
И силы покидают вдруг,
Когда соблазны и химеры
Терзают отступивший дух,

Спешат, толкаются, гогочут,
Кривляясь, манят вдалеке,
И ум нестойкий снова хочет
Идти по жизни налегке…

Тут сердце истину прозреет,
И он смиряется, ведом.
Так, ввечеру и на заре я
Молюсь лишь только об одном:

Пошли мне силы устоять,
Чтобы продолжить путь опять.

Мои нелепые стихи…
Сама смеюсь от них порою.
То ль сердцем писаны они,
То ль бестолковой головою?

Непросто строки вывожу,
Корплю над ритмикой и смыслом,
Подолгу рифм не нахожу,
Заняв себя трудом небыстрым.

Но вдруг появится оно,
Еще не сказанное слово
Иль позабытое давно,
И зазвучит свежо и ново.

И ничего важнее нет
В подлунном мире в тот момент.

Судьбы причудливая вязь
Пестреет на моей ладони;
Со всем смиреньем наготове
Слежу за ней, не торопясь.

Склонится ль в сторону Сатурн
Или Луна лукаво взглянет,
Пообещает и обманет
(Ей доверялось много дур).

И эта солнечная нить —
Тонка, вокруг одни преграды…
Мне б посильней узоров надо,
Но где другие раздобыть?

Все это я. Бывают лучше,
Не самый радостный попутчик.

О, эта полная луна…
«И что с того?» — мне кто-то скажет. —
«Сегодня яркая она,
Позднее даже луч не кажет».

Теория привычных фаз
Уж никого не удивляет,
Когда обличье всякий раз
Луна бесстрастная меняет.

Все, что наука создала,
Приемлю. Знанье объективно.
Да, есть орбиты и тела,
Они воздействуют взаимно,

Но верьте: знание причин
Не вскроет таинства событий.
Мы отступаем и молчим,
Когда неведомые нити

Связуют звезды и прилив,
И в травах сок, и буйство гнева
В зверье. Ведомы страсти их
Тобой, таинственное небо.

И наблюденья накопив,
Открыв незапертые двери,
Виток спирали завершив,
Душа опять приходит к Вере.

Цени любое существо,
Когда слаб’о и некрасиво,
Притворно или агрессивно,
Совсем иное естество;

Когда оно тебе зловредно,
Когда пугает или льстит,
Иль ничего не говорит
И равнодушно откровенно;

Когда оно причина гнева,
Причина радости оно,
Навек к тебе прикреплено
Или товарищ однодневный.

Цени любое существо:
Оно кому-то наказанье,
Оно кому-то испытанье,
Кому-то — счастие оно.

Несладки сны, печальны встречи,
Несчастья хлещут по лицу,
Путем страданий и увечий
Бредем к нескорому концу.

Боль всюду, явно и неявно,
В душе и теле, каждый час,
Смотреть и грустно, и забавно,
Как небеса колотят нас.

Один сгибается и стонет,
Другой крепится, но хандрит,
Мильоны тягостных историй
Полны страданий и обид.

Чтоб в испытаньях не сломиться,
Одно лишь средство — отрешиться.

Полны ряды могильных плит
Таинственной латыни,
Здесь и король, и фаворит
Покоятся поныне.

Вон там — другой, еще один,
Имен не сыщешь громче,
Тот — вероломный господин,
А этот — славный кормчий.

С почтеньем плиты обходя
Неловкими ногами,
Всех вас прошу простить меня
За то, что я — над вами.

Вас смерть свела в одной земле,
Известнейших из живших,
Чтобы напомнить о себе
О вечности забывшим,

Чтоб, стоя меж могил немых,
Хранящих эти мощи,
Мы поняли: они — не мы,
Они сильней и проще.

Мы возвращаемся назад,
Пресытившись гробами,
У выхода — простой квадрат
Алеет перед нами.

На этом камне нет имен,
Ни титулов, ни званий,
Слова, что выбиты на нем,
Как острый нож пронзают:

«Он найден был в чужом краю —
Безвестный подвиг ратный —
Солдат, он отдал жизнь свою
For God, for king and country».

И меркнет слава королей
Перед могилой скромной,
И я в слезах стою над ней,
Цветами обрамленной.

Нет, то не жалость и не скорбь:
Такая смерть — не мука,
То светлый, искренний восторг
Перед величьем духа.

Нас разделили пополам,
Рассеяв, памяти лишили,
И вожделенье дали нам,
Чтоб мы друг к другу поспешили.

С огнем в невидящих глазах,
С наивным сердцем нараспашку,
Летим, не помня о годах,
С восторгом глупой первоклашки.

Ах, как заманчива она,
«Любовь навек» тонов лазури,
Но глянь — опять погребена
В обломках треснувшей глазури.

Все потому, что этот пыл
Не для того нам вверен был.

Как странно в этот мир прийти
Печальным мистиком-аскетом,
Пытаться истину найти
И после толковать об этом.

Зачем? Слепые не глядят,
А зрячим помощи не нужно,
Не знают или не хотят,
Проходят мимо равнодушно.

Нет, не для них мои слова,
Всем — одинокая дорога;
Хочу понять себя сама
И красоты создать немного.

Здесь вера искренне излита,
В моих словах — моя молитва.

Я в первый раз за много лет
Горжусь тобой, моя Россия:
Сегодня ты безумной силе
Дала достойнейший ответ.

Меня иллюзией корят,
В ошибках глупых упрекают,
«То заблужденье,» — говорят. —
«Чудес на свете не бывает.

Мир матерьялен и суров,
В нем места нет мечтам наивным,
И нет божественных даров,
И не бывает знаков дивных.

Да, в череде лихих годин
Вся жизнь — потери и страданье,
Но есть Верховный Господин,
Собой скрепляет мирозданье.

На скепсис есть один ответ:
Нет Веры — чуда тоже нет.

Работой многих поколений,
Ценой провалов и побед,
Рожден универсальный гений —
Науки точный инструмент.

Нет ничего авторитетней:
И объективна, и строга.
Все объясняет: ливень летний,
Туман и зимние снега.

Ей служат старец и безусый,
Она мощна, как никогда,
Она, напрягши все ресурсы,
Годами тяжкого труда

Способна разгонять химеры —
Те, что за миг развеет Вера.

Раскинувшись в иссушенной траве,
Гляжу наверх, в ночное небо Рима,
Оно так часто рисовалось мне,
Звало меня, влекло необоримо.

И вот я здесь, я возле этих стен,
Под сенью Колизеева излома…
Лицо Луны, открытое совсем,
Давно знакомо — и как будто ново.

Столица мира, наций колыбель,
Создатель государственной громады,
Воитель в прошлом, труженик теперь —
Прекрасен Рим, туристам на отраду.

Все те места, что с детства на слуху,
Обхожены, рассмотрены, засняты,
Пусть что-то второпях и на бегу,
Но главное, по мере сил, — объято.

Античный Форум, Спанья, Ватикан,
Сан-Паулус, воздушный Капитолий,
Боргезе вилла и Треви фонтан:
Красот не счесть — и капучино вволю.

Так многое увидеть удалось,
Исполнен долг прилежного туриста,
Давнишнее желание сбылось,
Жаль только — завершилось слишком быстро.

И вот лежу, глазея на разлом,
На эти несравненные руины:
Тружусь, запоминая на потом,
Чтоб сохранилась в памяти картина.

Я не забуду никогда страну,
Мильон чудес, увиденных воочью,
И посмотрев на полную Луну,
Увижу — Колизей. Как этой ночью.

Сижу на мраморном пороге,
Ступни в потоке вод держа…
Там, за рекою, вдоль дороги
Неяркие огни дрожат.

Звучат слова речной молитвы,
Чистосердечны и просты;
На островке, водой омытый,
Индусский полубог застыл.

Его сваяли безыскусно, —
Для европейца он простак —
Поверх надев гирлянды, бусы,
Разрисовали кое-как

И водрузили средь потока,
В дар Ганге, матери-реке,
Вот он синеет одиноко
На недалеком островке.

Монахи в желтых одеяньях
Поют, качаясь, на местах;
В молельных плошках свеч сиянье
Вокруг центрального костра.

Здесь «Харэ Кришна»\ удивляет:
Исчезла фальшь привычных слов,
Что европеец повторяет
Шутя, не ведая основ.

Они поют так простодушно:
Священнодействие любви,
И перевода мне не нужно,
Чтоб знать, как преданны они.

Душа исполнена покоя,
Река ласкается у ног,
И ощущение такое —
Здесь окончанье всех дорог.

Сюда так много лет стремилась
Сквозь все сомненья и грехи,
Об этом столько я молилась,
Об этом строила стихи.

В виду могучих Гималаев,
Под звук молитвы, треск огня,
Я замерла, я не желаю,
Забыв про прежнюю себя.

И цель достигнута рожденья…
На фоне гор река течет,
Сижу — пишу стихотворенье,
Свершилось все. Чего ж еще?

Да, будут снова испытанья,
Паденья, битвы, боль потерь;
Дорога устлана страданьем,
Но не страшит оно теперь.

Гляжу на это отрешенно,
Судьбе такою быть всегда.
Жизнь получила завершенность,
Все остальное — суета.

Хранить, покуда сердце бьется,
Огонь открывшихся святынь,
Тот луч увиденного Солнца.
По воле Господа. Аминь.